Вчера не стало старейшего педагога ГИТИСА, режиссера, драматурга, музыкального и театрального критика, заслуженного деятеля искусств РФ, Григория СПЕКТОРА... В 2013 году Григорий Владимирович принес в редакцию свои воспоминания о педагогах и сокурсниках, и мы с удовольствием их напечатали. И сегодня, с грустью вспоминая этого легендарного человека, мы хотим поделиться этими, ставшими уже историей, строчками...
«Ровно 60 лет назад, летом 1951 года, 20 выпускников первого послевоенного набора режиссерского факультета ГИТИСа, получив из рук председателя Государственной Экзаменационной комиссии Ивана Берсенева заветные синие книжечки дипломов, разъехались по театрам Советского Союза. Позади были 5 лет учебы и практики в лучших театрах Москвы, у замечательных, легендарных педагогов, — авторов всех тех учебников, по которым сейчас учатся нынешние студенты ГИТИСа, РАТИ, ГУТИ, или как там еще будет называться наше родное учебное заведение. Набирал в 1945 году наш курс Борис Евгеньевич Захава. Многие пришли, только что демобилизовавшись, в вылинявших гимнастерках, некоторые на костылях, один без руки. Курс оказался многонациональным — русские, украинцы, евреи, армяне, грузин, азербайджанец, татарка и даже один монгол.
Вообще-то вначале нас было больше, но очень скоро Анатолия Эфроса забрал к себе прямо на второй курс Николай Васильевич Петров. Юрий Озеров, будущий создатель киноэпопеи «Освобождение», ушел во ВГИК. Анатолий Вольфсон перевелся на театроведческий факультет, выбыли еще несколько студентов.
< style="font-style: italic;"> Путь нашего курса на режиссерском факультете был непростым. После двух лет обучения у Б.Е.З., как мы звали между собой Бориса Евгеньевича Захаву, мы получили, в общем, более или менее солидный фундамент на основе «Вахтанговской школы». Но, помимо того, что Б.Е.З. был хотя и основательным, но довольно скучным педагогом, он жестко не допускал никаких «сторонних» веяний, считая их либо формализмом, либо доктринерством. Нашим свободолюбивым студентам было тесно в этих рамках. Курс начинал все больше волноваться и выражать свое недовольство. Принципиальный Захава подал заявление и ушел.После бурных ночных собраний было решено послать делегацию к Марии Осиповне Кнебель, чьи полуподпольные занятия по «этюдному методу действенного анализа» (как утверждали, — последнее открытие Станиславского) уже посещали «по секрету» некоторые наши студенты. К общей радости, Мария Осиповна согласилась принять одну половину нашего курса, а вторую возглавил ее единомышленник и друг Алексей Дмитриевич Попов. Вскоре Попов стал и художественным руководителем всего института.
Надо сказать, что годы нашей учебы в ГИТИСе прошли под все усиливавшимся идеологическим прессингом. Одно за другим выходили постановления ЦК ВКП(б) «По журналам «Звезда» и «Ленинград», «Об одной антипатриотической группе критиков», «Об опере В. Мурадели «Великая дружба», еще несколько… Каждое из них вырывало из блестящего педагогического состава ГИТИСа лучших из лучших. Так, были изгнаны Леонид Малюгин, Георгий Бояджиев, Михаил Нейман, Абрам Эфрос и многие другие. В институте шли непрерывные собрания, из райкома приносили готовые резолюции, нам предлагалось их подписать…
Наши популярные во всей Москве «капустники», которые мы готовили при помощи Н.В. Петрова и Семена Баркана, безжалостно кастрировали, выхолащивали до полной беззубости, а то и просто запрещали.
Но и в те мрачные годы учеба — серьезная, истинно творческая, все более интересная, шла интенсивно и увлекательно. На занятия к нашим мастерам, к которым добавился молодой педагог Андрей Гончаров, мы шли как на праздник. Курс готовил — этюдным методом! — две постановки: «Последние» Горького и «Молодость», — первую пьесу начинающего драматурга Леонида Зорина. Они и стали нашими выпускными спектаклями. Мы участвовали в них и как исполнители ролей, и как режиссеры, — каждый имел в постановке свою картину или ее часть. Спектакли прошли с большим успехом, метод М.О. Кнебель принес зримые результаты, любимый педагог могла быть довольна…»